- Добрый вечер! – Улыбчивая молодая блондинка, начинающая писательница, протянула Эрику рулет с самого порога, сразу же поспешив объяснить. – К чаю. Я подумала, что нам было бы неплохо побеседовать о переводе моего рассказа за чаем. Как думаете, Эрик?
- Я не против. – Кивнул мужчина и, взъерошив свои волосы, принял рулет, пригласив посетительницу пройти в свою обитель. – Сюда.
Проведя девушку в комнату, где он обычно работал, Эрик по пути прикрыл дверь комнаты, где сейчас находился Сэмми, и предложил Софи присесть за стол, нагруженный разного рода бумагами, книгами, папками, которые находились в организованном беспорядке. К слову, сама комната тоже была загружена: везде лежали книги, журналы, учебники, пособия и различные словари, даже на полу  и подоконнике стопками лежала различная макулатура. Свободными оставались разве что два стула, стоявших у стены и потрепанный диван, на котором валялось несколько подушек. Комната была темной и несколько мрачной, но сейчас её освещали лампы, которые он так же включил по приходу Софии – самому Эрику обычно хватало настольной лампы.
- Как ваши дела? – звонко поинтересовалась девушка, поправляя волосы и осматриваясь в комнате с явным интересом. – Я так рада, что вы успели перевести последние две части в сроки, даже немного раньше! Последний переводчик, с которым я работала, работал очень хорошо, но так же медленно, что я все время не укладывалась в сроки, и приходилось мне с редакцией постоянно разбираться. Беда просто, вы представляете?
- Бывает. – Коротко ответил Эрик, усевшись напротив писательницы и быстро перебрав папки, протянул Софии необходимую. – Вот, перевод полностью готов.
Говорил он привычно спокойно, практически не меняя интонации, не выражая радости и желания пообщаться, но блондинка, словно бы не замечая, активно улыбалась, явно не испытывая дискомфорта рядом с несколько мрачным подозрительным мужчиной, как это происходило обычно с другими людьми. Однако, в отличие от других людей, София его ничуть не раздражала, несмотря даже на чрезмерную общительность и эмоциональную громкую манеру разговора. Неизвестно чем это было вызвано, но факт оставался фактом.
- Если будут вопросы – у вас есть мой телефон, а теперь вы так же знаете, где я живу, так что найдете и, мы все доведем до ума, в случае недовольства редакции или вашего. – Эрик складывал папки на столе, изредка поглядывая на собеседницу, которая листала перевод и довольно улыбалась. – Хотя не думаю, что там имеются ошибки – стиль написания у вас легкий, потому и мудрить с переводом не приходилось. Хороший рассказ.
Скорее всего поэтому София его и не раздражала – она умело и качественно писала свои рассказы, стихи и просто статьи для журнала. Ему нравилась её точка зрения, стиль и темы, которые она затрагивала –  ненависть к людям была настолько явна и, читая работы Софии, Эрик чувствовал неприязнь и насмешку почти физически. Но просто мизантропия его привлечь могла редко, ибо мизантропов много, потому что это модно, а настоящих нет и чаще всего мизантропы – это ещё более мерзкие существа, чем люди. Вся прелесть этой девушки была в её дружелюбии и общительности, она словно бы впитывала через такое общение настроение для своих будущих рассказов, а после использовала некоторые диалоги в них. Например, Эрик несколько раз переводил коротенькие рассказики с простыми названиями, вроде «Диалог между богатым и бедным» или «Глупость – причина апокалипсиса», где были описаны её собственные истории, разумеется, немного утрированные, но прекрасные. София была интересным человеком и если она ему не нравилась, то хотя бы то, что она его не раздражала – уже хорошо.
- Вы мне нравитесь. – Призналась она, подавшись вперед. – Вы переводите мои рассказы так же едко, как они написаны, передаете настроение и стиль. Потрясающий специалист. Где вы учились? Сколько лет?
- Я до сих пор учусь. – Ответил Эрик, наблюдая за девушкой. – Языкам нельзя просто научиться и все. Ты можешь сказать, что знаешь язык только тогда, когда можешь не переводить в мыслях, а думать на нем. Для этого приходится постоянно учиться.
- Ммммм, - София улыбнулась, медленно кивнула и, внимательно всматриваясь в его лицо, сказала. – Я бы хотела написать о вас рассказ, правда вы отличаетесь от тех людей, про которых я пишу. Наверное, я бы хотела найти в вас что-то такое, обычное, чтобы это использовать после и, разумеется, для собственного спокойствия. Мне все чаще кажется, что вы не человек, Эрик. А я нигилист и не верю в другие расы – вы рушите мое уже давно сложившееся мировоззрение своим существованием. И это раздражает, но так же очень подкупает. Интерес. Благодаря интересу я живу.
- Не думаю, что я многим отличаюсь от людей. Просто мы не общались по-другому, и у вас не было возможности в этом убедиться. Я терял, болел, был женат, практически стал отцом, переезжал и учился. Я обижал людей, близких, после просил у них прощения. Я не был жадным, но и меня не назвать щедрым. Я врал. – Пожав плечами, Эрик поднялся со своего места, намереваясь проводить Софию. – Вы знаете меня только, как переводчика.
- Верно. – Поднявшись со своего места, писательница задумчиво улыбнулась, разглядывая его, и кивнула в сторону закрытой двери. – Тот симпатичный молодой человек ваш брат? Вы, Эрик, закрыли дверь так, словно бы не хотели, чтобы я его видела или он меня?
« - Я не хотел, чтобы комнату заполнил хруст сломанной шеи…» - устало подумал Эрик, но вместо того, чтобы озвучить свои мысли, он покачал головой.
- Это близкий мне человек. Мы очень давно знакомы. – Спокойно ответил мужчина, размяв шею.
- Он не будет против, если я приглашу вас на свидание? Хотелось бы узнать вас, как человека, чтобы удостовериться в том, что вы правы. Или же наоборот, убедиться в том, что я права и вы другой.

- Сэм определенно будет не против, но я не думаю, что это хорошая идея. – Спокойно, едва ли не невозмутимо произнес Эрик, покосившись на Сэмми. - Можете сходить с ним.
Пожав плечами, мужчина едва заметно усмехнулся себе под нос, присев на край стола и воззрившись на присутствующих в комнате без особого интереса, в то время как они уже вступили в диалог – София явно была любопытной девушкой и её интересовал Сэм когда он был в комнате, эдакая загадка, а тут появилась возможность её разгадать, ведь он сам появился в комнате.
А Сэмми явно не был в восторге, что читалось в интонациях и даже взглядах, хотя в целом его можно было назвать дружелюбно настроенным, если не жить с ним бок о бок больше века. Вероятно, София и восприняла его интерес так, как вампир пытался его выдать, а Эрик не находил нужным вмешиваться, лишь несколько напряженно наблюдал, скрестив руки на груди. Ревность Сэма он понимал. Более того, он сам его ревновал практически всегда и ко всем. Разница заключалась лишь в том, что Конрад по жизни спокойный, до мозга костей флегматик, потому его ревность едва ли может доставить дискомфорт, а вот Сэмми был взрывным по натуре, потому хрусту шейных позвонков Эрик бы сейчас не удивился даже. Хотя все же был готов остановить Райли от необдуманных поступков.
- Знаете, вы такие интересные…. – Проговорила София шагая по комнате, осматриваясь, но ничего не трогая. – Впервые встречаю таких удивительных людей…. И не могу даже понять, чем вы меня так привлекаете. Я точно о вас напишу. Эрик, вы же не будете против перевести рассказ, в котором будете главным героем?
Девушка снова подошла ближе к столу, на котором едва ли не восседал Конрад, не без внимания смотрела на листы и папки, что лежали с той стороны, где она стояла.
- Не сочтите за наглость, но кто эта прекрасная девушка? – спросила София, держа в руках старую черно-белую фотографию. – Ваша мать в молодости?
- Моя жена. – Ответил Эрик, внутренне несколько раздражаясь из-за того, что визитерша трогает его вещи, пусть даже если они и лежат на видном месте. – Позвольте.
В тот момент писательница допустила сразу две серьезные ошибки: первая – она взяла со стола его вещь, при чем дорогую вещь, потому что от Авроры практически ничего у него не осталось на память; вторая – она упомянула о его матери, которую Эрик даже не зная ненавидел, изредка позволяя себе злорадно подумывать о том, что она уже давно сгнила в могиле, в то время, как он существует и погибать не собирается. И совсем не важно было то, что София не знала, что Конрад очень ценит эту фотографию и не переносит на дух упоминания о своих биологических родителях. Настоящих же родителей у него никогда не было….
Забрав фотографию, Эрик посмотрел на неё и снова положил на стол, хотя обычно прятал в шкаф, чтобы не потерять, не испортить, не выкинуть с лишней макулатурой, да и просто не разлить кофе по случайности.
С выцветшей старой фотографии смотрела очень красивая хрупкая девушка. Волосы собраны в аккуратную прическу, немного подкручены выпущенные пряди, на макушке какое-то блестящее украшение, которое подарил Стэн в день их свадьбы. Глаза добрые, большие, с длинными ресницами и голубые, хотя этого и не видно на черно-белой фотографии, которая не могла передать и доли той красоты, коей обладала Аврора. Если бы её снимали в полный рост, то было бы видно белое простое и незатейливое платьице по фигуре, туфли на маленьком каблуке. Фигурка хрупкая, сама девушка маленькая, тоненькая и гибкая. В этом платье она вышла за него замуж, и позже в этом же одеянии её похоронили – это было предпоследним желанием. Последним стало: «- Пожалуйста, Эрик, будь счастлив»…
Все это так трагично, сентиментально и до зубного скрежета больно. Аврора была самой прекрасной женщиной в жизни Эрика, самой доброй и внимательной. На такой стоило тогда жениться, от такой стоило хотеть детей и даже не смотря на то, что тогда он не мог честно себе сказать, что любит её, теперь, пройдя такой путь, он иногда ловит себя на мысли, что действительно любил эту девчушку. Джеймс называл её маленьким ангелочком за голубые глаза, светлые волосы, характер и теперь, спустя столько лет, Эрик был с ним согласен. Пожалуй, в его жизни действительно был ангел.
Отвлекшись от своих мыслей, мужчина посмотрел сначала на Сэма, подарил ему легкую улыбку, что могло удивить Софию – она вряд ли раньше видела его таким, со светлым и едва ли не любящим взглядом, с доброй легкой улыбкой, пусть всего на мгновение. После он посмотрел на Софи, словно другой человек, все так же прохладно, спокойно, немного устало, как раньше, как и всегда.
- Идемте, София, я вас провожу. – Кивнул он в сторону выхода из комнаты. – Буду рад снова работать над вашими рукописями.
Привычно без особых эмоций, но спокойно, даже с претензией на вежливость. Эрик редко проявлял яркие эмоции, его практически нереально было увидеть открыто улыбающимся, а тем более – смеющимся. Говорил он практически без интонаций, спокойно и размерено, не повышая голоса. Из всего, что может выражать человеческое лицо, его лицо выражало разве что тень некой усталости, которую не могли стереть ни удачная охота, ни сон, ни даже Сэмми рядом. И самое примечательное то, что тень усталости появилась уже очень давно, задолго до обращения в вампира. Вся его жизнь – сплошное испытание и за свои двадцать восемь лет он перенес столько, сколько некоторые не переносили за шестьдесят.
И он словно бы обращался в другого, когда находился рядом с Сэмом. С ним он смеялся, улыбался, шутил, с интересом и задором что-то рассказывал. С ним он был нежен, крайне заботлив, вероятно, потому что Сэмми он любил. Действительно любил. И если спросить в каких они состоят отношениях, то проще будет ответить, что они просто любят друг друга, по-настоящему любят, а не так, как принято думать в современном мире.
- Всего доброго. – Закрыв за девушкой дверь, мужчина взъерошил и без того находящиеся в беспорядке волосы, вернулся в комнату, шлепая голыми пятками по холодному полу.
Фотография была бережно убрана в самый нижний шкафчик стола, который закрывался на ключ, а Эрик посмотрел на Сэма, не зная, с чего хочет начать разговор. Не зная, стоит ли вообще начинать разговор.
О ревности Сэмми можно было слагать легенды, потому что этот уникальный мужчина мог ревновать ко всем, включая почтальона и продавщицу в магазине. При чем Эрик мог с ними даже не говорить – одного взгляда было достаточно, а тут можно было представить, как он себя почувствовал, когда к Конраду неожиданно наведались гости. Вообще гости в их доме – это очень странно, потому что помимо друг друга у них никого толком не было, с остальными анархами они контактировали редко и достаточно поверхностно, а все свои рабочие дела обычно решали вне своей обители, но здесь так получилось. И Эрик даже был благодарен Сэму за то, что он не сразу решил свернуть девчонке шею, как могло бы быть, находись он в более пессимистичном настроении. Правда, не факт, что сегодня на охоте он не захочет поймать её по дороге домой откуда-нибудь и вдоволь, зверски над ней поиздеваться только за то, что она посмела вторгнуться в личное пространство Эрика и Сэмми. Надо сказать, что он сам виноват – он даже это понимал – ведь Эрик знал, как Райли относится к их отношениям, к этой странной связи, прекрасно знал, что ему будет мягко говоря неприятно и уж точно предугадывал ревность. Так стоит ли поднимать эту тему, просить его лояльно относиться к работе Эрика? Стоит ли вообще что-то говорить?
- Ты дурак. – Высказался Эрик, устало вздохнув и снова улыбнувшись, он подошел к Сэму и положил ладони на его бока, заглядывая в глаза. – Она просто автор, с которым я уже около двух лет работаю. Ты ведь это понимаешь? Совсем не обязательно строить планы по умерщвлению всех моих заказчиков, иначе у меня попросту не будет работы.

Безумие как гравитация — нужно только подтолкнуть. (с)

Джокер. Никогда не спутаешь этот блеск в глазах, эти смешки и манеру поведения. Сэмми был безумен, по-настоящему безумен, в отличие от Эрика, хотя его тоже среднестатистическим мужчиной не назовешь, но он разделял себя на два образа, просто в какой-то момент он мог переключиться с себя настоящего на вторую выдуманную, а может, просто прячущуюся внутри, натуру. Сэм так не умел. Он как-то медленно и то же время внезапно перетекал из одного состояние в другое, а если совсем честно, то он всегда был Джокером больше, чем Сэмми. Когда-то давно существовал Сэм Джо Райли, потрепанный жизнью мальчишка, который появился в жизни Эрика стремительно и так же внезапно из неё исчез. А вернулся к нему Джокер. Не Сэмми. Он уже тогда был безумным. Бессмертным. Он не был человеком и увел за собой Эрика, который в тот момент мечтал лишь о смерти. Его ничто не держало в человеческом мире, он презирал их, людей, но вместо того, чтобы умереть от лихорадки, мужчина стал вампиром по воле своего Мастера.
Впрочем, безумца-сожителя трудно было назвать Мастером, учителем или ответственным за него, за Конрада, потому что все было в точности да наоборот. Эрик был той здравой частью их союза, он следил за тем, чтобы Джокер не переходил границы, он следил за исполнением работы, он следил за тем, чтобы следы были заметены, он был ответственен за Джокера и его выходки. Даже элементарные дела по дому делал Эрик, потому что если Сэм не мечтал о расчленении кого-нибудь, он зарывался в своих бумагах и всем своим видом выражал увлеченность, а увлеченность безумца отличается от просто увлеченности чем-либо и кого-либо.
И Конрад без всякой задней мысли взял на себя все, просто потому что Сэмми не был в состоянии следить за этим. Здраво расценивать ситуацию, хотя он и не был глуп, скорее даже напротив – чертовски умен. Сумасшедший ученый. Умный, но сумасбродный. Сам себе на уме и черт только разберет, о чем он думает в этот момент и что творится в его голове. Личность неприятная для остальных, жутковатая, воплощение кошмаров, но Эрик любил его. Любил так сильно, как никогда и никого не любил.
Помнится, сначала он с удивлением смотрел на то, во что превратился Сэмми, не верил своим глазам, не мог его простить за то, что он тогда исчез, а когда вернулся, уверял в том, что любит, страстно прижимал к себе. Когда Эрик уворачивался и уходил от объятий, отталкивал, он рычал раскидывал предметы, хватался за волосы, в попытках убедить, что он действительно не властен был над случившимся. Что пропал не по своей вине. Просил шанс доказать, клялся, что все будет по-другому, потому что теперь они были бессмертны, впереди была вечность, которую они могли провести вдвоем. Что значат какие-то десять лет по сравнению с веками? Ничего. Но рану, которую Сэмми ему нанес не смогли залечить даже века. Сейчас, спустя столько времени, эта тема до сих пор считалась запретной, но он все ещё был обижен. Обижен на то, что Сэм не был с ним откровенен и отказывался говорить о том, что произошло в те злосчастные десять лет. Какая ирония. Прожив на белом свете триста пятьдесят восемь лет, Конрад не помнил ни один десяток лет так точно, как помнил время, проведенное без Сэмми. В то время ему так нужен был хоть кто-нибудь близкий родной, опора, поддержка, тихая пристань, но он только и делал, что терял. Друзей, ребенка, свою жену. Себя. Раз за разом он терял себя, он перестал быть живым до того, как Сэмми обратил его – он умер ещё тогда, когда он ушел, и этого не смогли изменить даже века, проведенные вместе. Он все ещё боялся остаться один, все ещё боялся снова потерять Сэма, однажды вернуться и понять, что он ушел из его жизни. Пожалуй, если такое случится, то снова он его не дождется – это будет конец его истории. Печальный и трагичный конц.
- Остановись. – Спокойно, не скрывая усталости, попросил Эрик. – Сэмми, остановись.
Он знал, что Райли послушается. Просто послушается, хотя внутри все будет кипеть, оно будет отражаться во взгляде, и Джокер будет бушевать, пока не получит дозу крови. Даже не просто крови, а этого ощущения своего превосходства над людьми, пока не поиграет в кошки-мышки. И в этом Эрик уже не сможет его остановить, только попросить потерпеть, пока они не соберутся на охоту, попросить не выплескивать эту грязь на него, потому что ему это было неприятно. Он не боялся таких резких вспышек, уже давно привыкнув к ним, и он не боялся Джокера, зная, что он не сделает ему ничего плохого. Во всех его действиях, в словах по отношению к Эрику сквозила непередаваемая нежность и безудержная любовь, он больше не сделает ему больно. Наверное, только психи могут любить так искренне и отчаянно. И все равно Эрик не мог смеяться вместе с ним, игнорируя его танцы и пение, не мог злорадствовать вместе с ним, хотя сам был полон черной ненависти к людям. И если раньше у него были все шансы стать таким же психом без всякой морали, то сейчас, с возрастом, он понял, что в этом нет никакого смысла. Эрик, как ни странно, любил свою вечность, но даже минуты из этого времени не хотел тратить на слепую ненависть, потому что оно того не стоило. Люди не были этого достойны. Они – стадо, все верно, они слепы и тупы. Теперь они не больше, чем еда для него. В остальном же они не значили ничего и никогда ничего не будут значить, потому что навсегда останутся такими, словно вспышка – раз и нет, как будто никогда не было. То ли им давалось слишком мало времени на реализацию, то ли кому-то просто не нужно было, чтобы они реализовывались в жизни. Кто его знает…
- Собирайся. – Бросил Эрик, не обращая внимания на откровенное баловство со стороны Сэмми, решив, что пора уже выйти на охоту, чтобы покончить и с голодом, и с ярким безумством Джокера. Пусть он будет тихим безумцем, сидящим в комнате и зарывшимся в свои рассыпающиеся на глазах бумажки.
Наверное, Эрик тоже был безумцем. Определенно ненормальным, просто немного по-другому. Существуют же теневые лидеры, вот он был теневым психом. А может, он был слишком нормальным, вполне себе стабильным психически, что и позволяло ему так легко и быстро входить в роль Ворона, поддаваясь его безумной энергетике. Возможно, он был абсолютно нормальным, потому что мог переходить ко второй личности осознано, по своему выбору, а не так, как Сэмми – неожиданно даже для самого себя, просто раз! и все. Сэмми был безумным, язык не повернется назвать его больным, но вы прекрасно понимаете, кого из себя представлял этот вампир. Его безумство проявлялось в двух состояниях: спокойном и беспокойном. А Эрик был двуликим и когда он был Эриком, когда он решал быть Эриком, его что-то отталкивало от Джокера, не сказать, чтобы он его меньше любил в эти моменты – вовсе нет. Просто словно бы не его формат. И тогда он переходил к образу Ворона, ко второй личности, которая понимала Джокера, подхватывая эту волну так же быстро, как и он. Стоило всего лишь подтолкнуть себя, для пущего антуража нарядиться в костюм Ворона и появиться в образе легенд, которых боялись и которыми пугали людей вот уже сотню лет.

Эрик быстро скинул белую рубашку через верх, повесив на спинку стула, вместо неё ловко натянул черную, плотно обтягивающую водолазку. Черные джинсы сменили кожаные «вороновы» штаны. Прислушиваясь к находящемуся в воодушевлении Джокеру, Конрад шнуровал тяжелые кожаные берцы, после чего, прислушиваясь к внутреннему ажиотажу, мужчина подошел к зеркалу, отвел волосы назад пальцами и, взявшись за белый грим, принялся быстрыми движениями накладывать его на лицо ровным слоем. Дальше черным карандашом подводя глаза, рисуя две черные вертикальные полоски, «рассекающие» глаза пополам и закрашивая черным губы. Окинув себя в зеркале взглядом, Ворон улыбнулся и потянулся рукой к кожаному видавшему виды плащу, который висел на стуле, быстро накидывая его на себя и оборачиваясь к Джокеру.
Он всегда был ловким, точно не грациозным, но достаточно гибким и подтянутым, так сказать проворным, но Ворон в его исполнении был поистине грациозен, точные движения, вальяжная походка, мимика менялась в корни, взгляд становился безумным. Удивительно, как он мог измениться в какой-то момент, закончив процесс обращения в Ворона, всего лишь наложив грим и одевшись в его одежду. Вот он недовольный, уставший Эрик, который соглашается на охоту так, словно бы собирается выгулять собаку, а вот он Ворон, желающий охоты так же страстно, как Джокер. Пожалуй, он все таки безумец. Ведь безумие как гравитация — нужно только подтолкнуть.

Прокляты небом, землёю не приняты, Дьяволом брошены и Богом покинуты.(с)

Ворон не отличался от Эрика лишь своей неразговорчивостью, пожалуй. А может, у обеих личностей сегодня просто не было настроения на разговоры, потому Ворон молчал, лишь коротко кивнув в знак согласия – пускай Джокер выбирает первую жертву.
Наблюдая за разворачивающимся в переулке действием, вампир сидел на ботике крыши, в какой-то момент поднялся на него и, разведя руки в стороны, принялся ходить, казалось бы, опасно покачиваясь, балансируя. Ветер окончательно спутал черные кудрявые волосы и сейчас дул в лицо, на что Ворон с некой благодарностью прикрыл глаза. Сейчас он был, наверное, банально романтично настроен, но ветер определенно дарил иллюзию свободы, и ему это чертовски нравилось. Увы, так сложилось, что в своей жизни он ни разу не был свободен по-настоящему. Никогда. И никогда не будет. Просто потому что свободы здесь быть не может. А существует ли она вообще? Скорее всего, ответ «Нет, не существует».
- Всю жизнь ведут в борьбе народы
Во имя достижения свободы, - балансируя, едва ли не срываясь с бортика, принялся вдруг цитировать какое-то стихотворение Ворон, громко, отчетливо проговаривая слова. – Но, получив так всем желанную свободу,
Неясно вдруг становится народу….
Бросив взгляд вниз, мужчина ловко, резко уселся на корточки на том же бортике, словно бы вмиг обретя под собой твердую безопасную опору, хотя всего несколько секунд назад, он был готов сорваться с крыши и рухнуть камнем вниз. Во всяком случае, такой ненадежной она была в тот момент, как для него, так и для зрителей, если таковые были.
- Третья группа, резус отрицательный…. Но милая моя, для чего же ты сегодня пила бурбон? – усмехнувшись, Ворон взъерошил свои волосы и внезапно сорвался вниз, просто вот так, вниз головой, в воздухе переворачиваясь и ловко приземляясь на темный сырой, после дождя, асфальт, аккурат позади Джокера.
Схватив его за плотную ткань пальто двумя руками, вампир откинул его в сторону, зная, что Джокер или подыграет ему, или сразу встанет на ноги – в любом случае, вреда ему не будет причинено никакого, но вот за то человеческому глазу могло показаться, что он действительно далеко отлетел и наверняка сильно ушибся. А если не ушибся, то испугался то точно, ведь Ворон действовал с присущей вампирам бесшумностью и был всяко силен, для человека – просто невероятно силен, хотя сейчас он даже сил особо не прикладывал.
- Псих ненормальный! – высказался он, поведя плечом и закрыв девушку собой, Ворон крикнул ей через плечо. – Беги! Быстро! Я его задержу! Бегом! - стоит отметить, что кричал он крайне редко, и слышать от него что-то в таком тоне было весьма непривычно.
Девушка побежала. Неловко поднимаясь, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Вампир позволил себе легкую усмешку, которую адресовал Джокеру – тот то должен был понять правила игры, верно восприняв неминуемое вмешательство Ворона. Все их игры  всегда были рассчитаны на них двоих и жертв. Иначе и быть не могло. Они постоянно играли, и сегодня игра получилась якобы по разные стороны баррикад: один играл роль маньяка, а другой был темным спасителем, но если бы девчонка была внимательнее, она бы заметила, что подозрительный спаситель не выглядел таким уж защитником. Скорее сообщником. Впрочем, вряд ли она была способна сейчас обдумывать что-то и улавливать детали – ей дали шанс сбежать, она и побежала, совсем не интересуясь, что будет дальше, ведь главное, что у неё был шанс спастись. Совершенно ничтожный шанс. Люди…
- Ты сзади, я спереди, - заговорчески шепнул Ворон, прежде чем молниеносно оказался аккурат перед девушкой, заставив её вскрикнуть от неожиданности и ужаса, она попятилась, но как раз налетела на Джокера, который был готов по уговору принять свою добычу в объятия.
– Я люблю бурбон. – С улыбкой сообщил вампир и, притянувшись, резко впился острыми клыками в хрупкую шейку жертвы, обняв Джокера, привычными для Эрика движениями поглаживая его по бокам, крепче прижимаясь, буквально вжимая слабеющее тело в своего напарника, жадно прислушиваясь к её сердцебиению. Упиваясь её страхом.
Девушка действительно пила бурбон. И курила, как паровоз, потому Ворон упивался её кровью недолго. Отстранившись, он облизнулся, томным взглядом посмотрев на Джокера и улыбнувшись ему, отошел, отпуская тело. Девушка была без сознания, безвольной куклой повиснув в объятиях Джокера. Ворон внимательно всмотрелся в её лицо, после чего взмахнул рукой и бросил:
- Возьми её с собой, поиграй с куколкой, пока мы найдем кого-нибудь ещё. – И пошел вверх по переулку, тихо напевая себе что-то под нос. – Потрясающая ночь.
Ночь действительно была потрясающей. Мелкий дождь, который отличался скорее своим запахом, нежели обилием влаги, сильный, прохладный ветер, ерошащий волосы, раздувая полы черного кожаного плаща. Холод пронизывал до костей, но совсем не был страшен, скорее наоборот, отчего-то доставлял невыносимо приятное ощущение. Для вампира. А вот люди, наверное, сегодня поголовно все оставались дома, перед телевизорами на своих диванах, кутаясь в теплые свитера и грея мерзнущие ладони о кружки с кофе. Кто-то наверняка жаловался, что погулять не получится, ибо погода – дерьмо, а кто-то напротив, предавался романтическому настроению, сидя на подоконнике в наушниках с лирической музыкой. А кому-то наверняка было все равно, потому что дети шалят, на работе завалы, денег не хватает, да и дома бардак самый настоящий. Эрик всю свою жизнь находил вот такую погоду самой привлекательный, просто на дух не перенося солнце и жару, и теперь с солнцем ему невозможно было никак контактировать, а ночи чрезмерно жаркими бывали не так часто. Идеально.
- Кого хочешь второй жертвой? – спросил Ворон, посмотрев на Джокера и следом на девушку, которая тревожно заводилась и застонала. – Нужно избавляться от неё. Сначала на болота, а потом продолжим?
Девушка снова застонала, завозилась, словно бы пытаясь удобнее устроиться, открыла глаза и тут же попыталась закричать.
- Тшшшш…. – тихо прошептал Ворон, приложив палец к её губам, заглядывая в глаза и усмехнувшись, склонил голову на бок. – Тихо, моя дорогая, не шуми.
- Пожалуйста… - зашептала она, умоляюще уставившись на вампиров, сжимая ладони в кулаки. – Пожалуйста… Я никому ничего не скажу… Я… я… отпустите, пожалуйста, я… Я не хочу умирать. Я не хочу…
И вот она разразилась рыданиями, заставив мужчину досадливо поморщиться – он просто не переносил слезы, практически всегда, то ли потому что не знал, что делать, как на них реагировать, то ли потому что раздражался из-за такого проявления чувств, то ли ещё по какой-то причине. Он даже сам никогда не плакал, исключая ранние детские годы, а все потому что слезами делу не поможешь. В его жизни были разные ситуации и делились они на две категории: Первая – не достойны слез, а вторые – плакать бесполезно. Обычно в первом случае плакать не позволяла гордость, мол «Мужик я или не мужик?» или что-то вроде «Прорвемся. Где наша не бывала?», а во втором случае слезы действительно ничуть бы не помогли бы, потому что есть такой тип горя, когда даже на слезы нет сил. Иначе это дурацкое состояние можно было назвать моральной смертью, когда телом ты все ещё жив, но больше ничего не имеет значения. В своей человеческой жизни он так умирал как минимум два раза – плакать было бесполезно.
- Никто не хочет. – Сказал Ворон, отведя волосы девушки с лица и ласково погладив пальцами по щеке.– Но все умирают. И ты умрешь все равно, здесь и сейчас, через час или два, через неделю или через много лет, будучи старой и ни к чему непригодной. Стоит ли оно того?
- Но… я… я хочу прожить хотя бы недолго… отведенное мне время.. Не так… - тихо щебетала жертва, умоляюще уставившись на Ворона. – Пожалуйста…

Отредактировано Eric "Crow" Conrad (2012-01-12 16:22:17)